Неточные совпадения
В это время мальчик
вошел и подал мне записку от И. И. Зурина. Я развернул ее и прочел
следующие строки...
До самого вечера и
в течение всего
следующего дня Василий Иванович придирался ко всем возможным предлогам, чтобы
входить в комнату сына, и хотя он не только не упоминал об его ране, но даже старался говорить о самых посторонних предметах, однако он так настойчиво заглядывал ему
в глаза и так тревожно наблюдал за ним, что Базаров потерял терпение и погрозился уехать.
Со страхом и замиранием
в груди
вошел Райский
в прихожую и боязливо заглянул
в следующую комнату: это была зала с колоннами,
в два света, но до того с затянутыми пылью и плесенью окнами, что
в ней было, вместо двух светов, двое сумерек.
Когда же одно блюдо было съедено, графиня пожимала
в столе пуговку электрического звонка, и лакеи беззвучно
входили, быстро убирали, меняли приборы и приносили
следующую перемену.
Петр Ильич,
войдя к исправнику, был просто ошеломлен: он вдруг увидал, что там всё уже знают. Действительно, карты бросили, все стояли и рассуждали, и даже Николай Парфенович прибежал от барышень и имел самый боевой и стремительный вид. Петра Ильича встретило ошеломляющее известие, что старик Федор Павлович действительно и
в самом деле убит
в этот вечер
в своем доме, убит и ограблен. Узналось же это только сейчас пред тем
следующим образом.
На
следующий день я опять не узнал ее, пока не догадался, что ей вдруг
вошло в голову: быть домовитой и степенной, как Доротея.
Мальчик на
следующий день с робким любопытством
вошел в гостиную,
в которой не бывал с тех пор, как
в ней поселился странный городской гость, показавшийся ему таким сердито-крикливым.
Я
вошел в палатку. Сухие березовые дрова ярко горели. Стрелки успели уже согреть чай. Посоветовавшись, мы решили сняться с бивака чуть только станет светать и на
следующий бивак встать пораньше.
Войдя однажды
в отсутствие Варвары Павловны
в ее кабинет, Лаврецкий увидал на полу маленькую, тщательно сложенную бумажку. Он машинально ее поднял, машинально развернул и прочел
следующее, написанное на французском языке...
— Слушайте, Бахарева, что я написала, — сказала она, вставши, и прочла вслух
следующее: «Мы живем самостоятельною жизнью и, к великому скандалу всех маменек и папенек, набираем себе знакомых порядочных людей. Мы знаем, что их немного, но мы надеемся сформировать настоящее общество. Мы
войдем в сношения с Красиным, который живет
в Петербурге и о котором вы знаете: он даст нам письма. Метя на вас только как на порядочного человека, мы предлагаем быть у нас
в Богородицком, с того угла
в доме Шуркина». Хорошо?
Когда мы
вошли (было около двух часов утра), то глазам нашим представилась
следующая картина: Марья Потапьевна,
в прелестнейшем дезабилье из какой-то неслыханно дорогой материи, лежала с ножками на кушетке и играла кистями своего пеньюара; кругом на стульях сидело четверо военных и один штатский.
Калинович взглянул было насмешливо на Настеньку и на Белавина; но они ему не ответили тем же, а, напротив, Настенька, начавшая
следующий монолог, чем далее читала, тем более одушевлялась и
входила в роль: привыкшая почти с детства читать вслух, она прочитала почти безукоризненно.
Книжка была азбука, и,
входя в блиндаж, Козельцов услышал
следующее...
Литвинов не сдержал своего обещания зайти попозже; он сообразил, что лучше отложить посещение до
следующего дня.
Войдя, часов около двенадцати,
в слишком знакомую гостиную, он нашел там двух младших княжон, Викториньку и Клеопатриньку. Он поздоровался с ними, потом спросил, легче ли Ирине Павловне и можно ли ее видеть.
На
следующее утро, рано, Литвинов уже совсем собрался
в дорогу —
в комнату к нему
вошел… тот же Потугин.
Директор немедленно донес высшему начальству о происшедшем и, по чьему-то совету
войдя в сношения с губернатором, принял
следующие меры: через несколько дней, во время обеда, вдруг
вошли в залу солдаты с ружьями и штыками; вслед за ними появился губернатор и директор.
В следующий день,
в одиннадцать часов,
вошли ко мне
в комнату: директор, главный надзиратель, Бенис с двумя неизвестными мне докторами, трое учителей, присутствовавших
в совете, и Упадышевский.
Возвращаясь домой
в следующий вечер, табун наткнулся на хозяина с гостем. Жулдыба, подходя к дому, покосилась на две мужские фигуры: один был молодой хозяин
в соломенной шляпе, другой высокий, толстый, обрюзгший военный. Старуха покосилась на людей и, прижав, прошла подле него; остальные — молодежь — переполошились, замялись, особенно когда хозяин с гостем нарочно
вошли в середину лошадей, что-то показывая друг другу и разговаривая.
— Сделайте божескую милость,
войдите в мое положение! — сказала Катерина Архиповна и тотчас же принялась под диктовку толстяка писать письмо к моему герою. Оно было
следующего содержания...
Несколько минут Сергей Петрович простоял, как полоумный, потом, взяв шляпу, вышел из кабинета, прошел залу, лакейскую и очутился на крыльце, а вслед за тем, сев на извозчика, велел себя везти домой, куда он возвратился, как и надо было ожидать, сильно взбешенный: разругал отпиравшую ему двери горничную, опрокинул стоявший немного не на месте стул и,
войдя в свой кабинет, первоначально лег вниз лицом на диван, а потом встал и принялся писать записку к Варваре Александровне, которая начиналась
следующим образом: «Я не позволю вам смеяться над собою, у меня есть документ — ваша записка, которою вы назначаете мне на бульваре свидание и которую я сейчас же отправлю к вашему мужу, если вы…» Здесь он остановился, потому что
в комнате появилась, другой его друг, Татьяна Ивановна.
Между прочим он употреблял
следующую хитрость: когда отец его
входил в свой постоянно запертый кабинет,
в котором помещалась библиотека, и оставлял за собою дверь незапертою, что случалось довольно часто, то Миша пользовался такими благоприятными случаями, прокрадывался потихоньку
в кабинет и прятался за ширмы, стоявшие подле дверей; когда же отец, не заметивши его, уходил из кабинета и запирал за собою дверь — Миша оставался полным хозяином библиотеки и вполне удовлетворял своей страсти; он с жадностью читал все, что ни попадалось ему
в руки, и не помнил себя от радости.
Она что-то такое мыкнула нам
в ответ. Полицмейстер, так же нецеремонно отворивши и
следующую дверь,
вошел в темное зальцо.
Бася была женщина умная. Ни на другой день, ни
в следующие дни, — никто
в городе не говорил ничего об истории с импровизированным бракосочетанием. А еще через некоторое время она, как ни
в чем не бывало, явилась к тетке с своим узлом. Тетка была ей рада. Бася спокойно развертывала ткани, спокойно торговалась, и только, когда я
вошел в комнату, ее глаза сверкнули особенным блеском.
На
следующее утро, едва я успел проснуться, как
в спальню
вошел молодой казак и почтительно остановился у двери. Он кинул быстрый и, как мне показалось, слегка насмешливый взгляд на наши переметные сумы,
в беспорядке лежавшие на ковре, на принадлежности нашего далеко не щегольского дорожного костюма и затем сообщил, что он прислан «барином» для услуг. «Барин» присылали вчера звать меня на «вечерку», но меня нельзя было добудиться. Теперь приказывают лично явиться к нему
в канцелярию за бумагой.
Входим, а брат подает нам открытое письмо, полученное на их имя рано по городской почте, и
в письме читаем
следующее...
Говоря ранее с Павлом Иванычем о причинах, заставивших меня внезапно прекратить свои поездки к Калининым, я был неоткровенен и совсем неточен… Я скрыл настоящую причину, скрыл ее потому, что стыдился ее ничтожности… Причина была мелка, как порох… Заключалась она
в следующем. Когда я
в последнюю мою поездку, отдав кучеру Зорьку,
входил в калининский дом, до моих ушей донеслась фраза...
И Оленька пожала плечами. На лице ее было столько недоумения, удивления и непонимания, что я махнул рукой и отложил решение ее «жизненного вопроса» до
следующего раза. Да и некогда уже было продолжать нашу беседу: мы всходили по каменным ступеням террасы и слышали людской говор. Перед дверью
в столовую Оля поправила свою прическу, оглядела платье и
вошла. На лице ее не заметно было смущения.
Вошла она, сверх ожидания моего, очень храбро.
В третьем часу
следующего дня «Коршун»
входил на неприветный Дуйский рейд, мрачный и пустынный, окаймленный обрывистыми лесистыми берегами, с несколькими видневшимися на склоне казарменными постройками,
в которых жили единственные и невольные обитатели этого печального места — ссыльнокаторжные, присланные на Сахалин для ломки каменного угля, и полурота линейных солдат для надзора за ними.
В состав экспедиционного отряда
вошли следующие лица: начальник экспедиции, автор настоящей книги,
В. К. Арсеньев, и его сотрудники: помощник по хозяйственной и организационной части Т. А. Николаев, известный флорист Н. А. Десулави, естественник-геолог С. Ф. Гусев и большой знаток охотничьего дела, сотрудник журнала «Наша охота» И. А. Дзюль.
Нa
следующий день мы расстались. Удэхейцы
вошли в лодки и, пожелав нам счастливого пути, отчалили от берега. Когда обе улимагды достигли порога, удэхейцы еще раз послали нам приветствия руками и скрылись
в каменных ловушках. Мы остались одни и сразу почувствовали себя отрезанными от мира, населенного людьми. Теперь нам предстояло выполнить самую трудную часть пути.
Весь
следующий день Саша провела
в молитве тревожной и жаркой: она не умела молиться тихо и
в спокойствии; а на другой, на третий, на четвертый день она много ходила, гуляла, думала и наконец
в сумерки пятого дня
вошла в залу, где сидел ее отец, и сказала ему...
Мы
вошли в младший класс, где у маленьких воспитанниц царило оживление. Несколько девочек рассматривали большую куклу
в нарядном платье, другие рисовали что-то у доски, третьи, окружив пожилую даму
в синем платье, отвечали ей урок на
следующий день.
На церковной площадке весь класс остановился и, как один человек, ровно и дружно опустился на колени. Потом, под предводительством m-lle Арно, все чинно по парам
вошли в церковь и встали впереди, у самого клироса, с левой стороны. За нами было место
следующего, шестого класса.
А фельдшер уже вызвал
следующего больного, и
в приемную
входила баба с мальчиком.
На
следующий день после обеда Александра Михайловна,
в накинутом на плечи большом платке,
вошла в комнату мастера и приперла за собою дверь. Василий Матвеев, с деревянным лицом, молча следил за нею.
На
следующий день
вошел ко мне
в комнату Леонид, страшно бледный. Я, тоже очень бледный, встал и молча смотрел на него, не протягивая руки.
Дамы остаются
в зале, кавалеры уходят. Каждая дама выбирает себе по кавалеру, кавалеры поодиночке
входят и стараются угадать, какая дама его выбрала: он к той подходит и кланяется. Если не угадал, дамы выгоняют его рукоплесканиями обратно, если угадал, — он остается
в зале, за стулом своей дамы, и зовут
следующего кавалера. Потом кавалеры так же выбирают дам.
Он подошел к бенуару, а потом,
в следующий антракт,
вошел и
в ложу.
Утром подали поезд. Пришли два железнодорожника со списком. Произошла посадка. Агент выкликал по списку фамилию, вызванный
входил в вагон и занимал предназначенное ему место. Кто был недоволен вагоном или своим местом, мог остаться ждать
следующего поезда, — по этой же записи он имел право попасть туда одним из первых.
Ильза,
вошедши в комнату, подняла сухощавую руку над головой Аделаиды, наклонившейся
в глубоком смирении, и, не зная, какое приличное варварское имя дать волшебнице, нашлась, однако ж,
следующим образом...
Вошла Катя, держа
в руках записку. Она была написана наскоро, без подписи и заключала
в себе
следующее...
Правила были
следующие: 1) оставить все чины вне дверей, равномерно как и шляпы, а наипаче шпаги; 2) местничество и спесь оставить тоже у дверей; 3) быть веселым, однако ничего не портить, не ломать, не грызть; 4) садиться, стоять, ходить, как заблагорассудится, не смотря ни на кого; 5) говорить умеренно и не очень громко, дабы у прочих головы не заболели; 6) спорить без сердца и горячности; 7) не вздыхать и не зевать; 8) во всяких затеях другим не препятствовать; 9) кушать сладко и вкусно, а пить с умеренностью, дабы всякий мог найти свои ноги для выхода из дверей; 10) сору из избы не выносить, а что
войдет в одно ухо, то бы вышло
в другое прежде, нежели выступит из дверей.
По возвращении
в гостиницу, Николая Леопольдовича ожидал новый сюрприз. Не успел он
войти в номер, как служащий
в коридоре лакей подал ему письмо, на конверте которого был бланк редакции «петуховской газеты». Гиршфельд разорвал конверт и прочел письмо
следующего содержания, написанное тоже на редакционном бланке.
Он
вошел в светлицу, где застал сенных девушек, сбившихся
в кучу и о чем-то оживленно беседовавших шепотом. Увидев Семена Иоаникиевича и Антиповну, они бросились по своим местам и притихли. Хозяин прошел
в следующую горницу.
Едва
вошли в деревню, как увидали поспешно
следующую шайку Косы, предпринявшего на эту деревню свое обходное движение.